Путешествие из Москвы в Крым

Самое большое счастье, какое бывает весной – это выехать из Москвы на юг по трассе “Дон”.

Первая остановка – Венев. Один из тех прекрасных, но вечно заброшенных городов Тульской губернии с одинокой колокольней, попадая в которые вы и жалеете, что до них не доберется рука восстановителя, и, зная многое про эту руку, тайно счастливы, что она далеко. Рядом – одноименный монастырь, где я всегда захожу на могилу неизвестной мне, но местночтимой старушки. Мне нравится ее суровое лицо.

Потом Богородицк. Этот город почти стерт войной, из его досоветского прошлого опознается разве что классическая екатерининская уездная планировка. Но когда вы проедете все пивняки, салоны связи, магниты, ломбарды и быстрокредиты, все светофоры, и такие жалкие, но такие родные послевоенные дома, – вы окажетесь в усадьбе Бобринских. А там парк, дворец, музей, церковь, и вся эта полупустая красота – на другом берегу пруда: вы стоите у графского дома, дальше открыточный вид с тихими водами, а дальше нынешний город, шансон и пивас. И там так хорошо, что одно не мешает другому.

А потом Елец. Это, может быть, мой самый любимый город в России из больших уездных. Почему Елец – рай? Этого я не могу объяснить, но каждый, кто был там – подтвердит. В Ельце нужно долго и бесполезно бродить, зайти в огромный собор, в маленькую великокняжескую церковь, дойти до гимназии, откуда Розанов выгонял Пришвина, подняться в гору к женскому монастырю – и оттуда будет лучший вид: с пестрыми крышами, дымом от труб и весенних костров, и ощущением, что не все потеряно, что в жизни еще что-то будет.

Дальше Задонск. Вообще Липецкая область хороша тем, что это еще совсем Русь, но здесь уже есть первое прикосновение юга, и, может быть, на пути из Ельца в Задонск вы и почувствуете, что погода меняется, что и небо уже другое, начнете глупо шутить и с удовольствием дышать, как это бывает, когда, наконец, освобождаешься от Москвы. В Задонске главное – монастырь св. Тихона. Там очень торжественно – но, как ни странно, это нисколько не мешает.

Дальше можно заехать в Рамонь, посмотреть на неоготические башенки дворца принцев Ольденбургских – и тот факт, что эта кондитерская неоготика находится в поселке в Воронежской области, ее особенно украшает. За что мы любим Россию? Помимо прочего, за трагические, но и трогательные контрасты.

А потом степь.

Потом особая, волнующая, святая пустота.

И среди нее – редкие, бедные, но все же очень милые городки, – то Бобров, то Павловск, то Богучар, – где вроде бы ничего нет, но именно там всегда бывает нужно, чтобы что-то было: то гостиница, то ресторан, то ремонт, то аптека. Пользуясь этой нуждой, заодно смотришь город, то умиляясь, то ужасаясь, но первое – чаще.

Впрочем, если в этих краях чуть свернуть с трассы, то окажешься в Белогорье – с меловыми холмами, пещерами, картинным видом на Дон.

Да, кстати, Дон.

О нем не нужно писать.

На него нужно смотреть. И молчать.

При переезде из Воронежской области в Ростовскую – пустота делается еще более пустой.

Тут уже нет даже глупостей вроде заправок. Тут что-то вроде той камеры, куда кладут человека, чтобы отключились все его связи с внешним миром и осталось одно – что? – Ростовская область.

Правда, перед самым Ростовом – важная подробность – Новочеркасск.

Там невероятных масштабов казачий собор. Его нельзя пропустить.

А потом шмон на границе с Кубанью.

И мой любимый мотель – прямо там, на границе, – лучший на тысячу километров.

И совсем другой мир. Кубань – это уже не воронежско-ростовская пустота, это заполненность, это деятельная, хлопотливая жизнерадостность, тут на каждом сантиметре что-нибудь растет, колосится и сурово на тебя смотрит.

А дальше ты чувствуешь близость моря.

Выходишь поздно вечером из машины по известному поводу у какого-нибудь Темрюка – и забываешь даже тот повод.

Потому что теплый ветер.

Потому что камыши – и гниловато-нежный прибрежный запах.

Потому что скоро поселок Ильич, а за ним переправа.

Чай в пластиковом стаканчике, и снова ветер, и ожидание парома.

А вот и он.

Через полчаса – Крым.

Первые холмы на подъезде к Керчи. Господи, как же вас не хватало.

Дорога, которую никогда не починят, да и не надо. Когда все слишком хорошо – обязано быть какое-то несовершенство.

Родная моя Феодосия – где поезда едут вдоль моря, где итальянские развалины, модерновые дачи, древние коммунистические могилы в крапиве и некурортные, хмурые, умеющие показать и колючую проволоку берега, но – именно после этого как их не любить?

А потом серпантин от Судака до Алушты.

Лучший на свете.

Нет, я знаю, что есть и другие – может быть, и намного значительнее, так, например, из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско идет, должно быть, великая дорога, – но я в тех местах не был.

И вообще я не гражданин мира.

Я патриот серпантина от Судака до Алушты.

Где-то там, остановившись на горе, надо уйти от дороги и встать над обрывом. Без всяких романтических мыслей. Упаси Боже, без фотографий. Если вокруг вас столько моря и неба, что вы едва отделяете одно от другого, а вы заняты тем, что фотографируетесь, – а не любуетесь этим величием, имея вид застывшего идиота, – то вы так грешны, что я бы вас даже в город Бобров не стал пускать.

Не будьте грешником, будьте застывшим идиотом.

От Алушты начинается быстрая и буржуазная южнобережная трасса – по ней до Ялты.

Я не могу сказать, что Ялта – образцово красивый город.

Наверное, пошляки-урбанисты, бесконечно изучающие тротуары, парковки, дизайн остановок и мусорных баков, сказали бы, что Ялта – так себе.

Но там я – дома.

Она – это идеальное завершение России, то придуманное русской культурой невозможное место, где родина встречается с пальмой, и им вдвоем – хорошо.

Это в каком-то смысле город-смерть – здесь все завершается, потому что если ты русский и ты в Крыму, то это предел, дальше некуда.

И, главное, незачем.

Но все-таки точку надо поставить чуть дальше.

Чуть выше.

С Южнобережного шоссе можно свернуть налево и вниз, то есть в Ялту, а можно направо и вверх.

На Ай-Петри.

Это дорога в лесу.

Ты медленно идешь в гору – опять серпантин, но не такой, где надо тихо обалдевать, а где надо терпеливо идти по заросшим склонам, становясь выше сначала этих деревьев, а потом и тех, а потом и во-он тех.

Идти и дойти.

На вершине Ай-Петри довольно холодно. Дует.

Может быть, будет облачно – и тогда мало что видно.

Но так получилось, что именно здесь, на этой несущественной для профессиональных искателей разнообразия высоте, – мое собственное путешествие кончается.